MANVA NEGRA: «Lucero не нужно было делать идеальным, оно должно было быть настоящим»
Manva Negra — одна из тех артисток, для которых музыка не является жанром или формой, а способом выживания и честного разговора с самой собой. Её дебютный альбом Lucero — это не просто музыкальная работа, а эмоциональное пространство, где фламенко, урбан-звучание и тишина сосуществуют на равных.
Родом из Мурсии, с глубокой связью с землёй, памятью и телом, Manva Negra создает свой собственный язык: фольклор как живой процесс, как конфликт и как настоящее, а не как декоративное прошлое. В Lucero важны дыхание, паузы и несовершенство — всё то, что обычно стараются «исправить», здесь становится сутью.
В этом интервью для FOTKAI она рассказывает о хрупкости и силе, о теле как компасе, о продюсерских решениях, которые должны оставаться неудобными, о письмах фанатов, спасённых жизнях и о моменте перед выходом на сцену, когда всё только начинается.
Ты говорила, что Lucero — очень личный альбом. Какой звук или музыкальная деталь из него чаще всего возвращает тебя к самому трудному моменту его создания — и почему?
Есть очень конкретный звук, который всегда возвращает меня туда: дыхание перед тем, как начать петь, которое мы решили оставить нетронутым. Это не эффект, это настоящая хрупкость. Каждый раз, когда я его слышу, я вспоминаю, что пела с места, где не было никакой защиты. Это дыхание — точка, где начинается правда Lucero.
Ты совмещаешь корни фламенко с урбан-звучанием и другими влияниями. Был ли момент, когда эти «языки» музыки отказывались сочетаться — и как ты находила решение?
Сначала да, они отталкивали друг друга. Решение было в том, чтобы перестать думать в категориях жанров и начать думать телом: какой ритм просит грудь, какая пауза нужна тексту. Когда ведет тело, языки понимают друг друга сами.
Какая маленькая черта характера или привычка спасла тебя в самый трудный период работы над Lucero — и стала твоим скрытым творческим ресурсом?
Одержимость повторением. Возвращаться снова и снова к одному и тому же куплету, одному и тому же такту, проходить историю до тех пор, пока я не буду максимально точна в словах и звуке, даже если это причиняет боль. Я не искала совершенства, я искала правду. Эта привычка, почти упрямая, стала моим творческим убежищем, даже не осознавая этого.
В одном из интервью ты упоминала участие в продюсировании собственных треков. Что для тебя важнее — честность звучания или умелая подача песни слушателю? И какое решение продюсера чаще всего ставило тебя в тупик?
Для меня честность пронизывает всё. Форма имеет смысл только если исходит из неё. Когда артист выходит на сцену и способен тронуть людей своим «я», возникает настоящая связь.
Как продюсера, меня чаще всего ставило в тупик, когда техническое решение «делало красиво» то, что должно было быть неудобным. Я научилась защищать неудобное. И это тоже красота.
Представь, что один из твоих треков — живой ландшафт. Какое место Испании он бы напоминал — и почему именно это?
Рассветное лето в моей земле, Мурсия. В детстве мой дед выводил овец на пастбище и пел. Там началась моя любовь к музыке. Среди гор, природы и заботы. Всё, что я делаю, ведёт меня обратно к этому месту, потому что-то, что я прожила и посеяла там, звучит во всех моих песнях сегодня; я всегда ношу с собой свои корни.
Какой неверный или упрощённый тезис про «фольклор» вокруг твоей музыки раздражает тебя больше всего?
Идея о том, что фольклор — это что-то старое, закрытое или декоративное. Фольклор жив, он — конфликт, он — настоящее. Это не ностальгия: это активная память.
Были ли моменты во время создания альбома, когда ты сознательно решила скрыть какую-то личную деталь — строку, звук, фрагмент истории — ради собственного внутреннего комфорта?
Да. Были фразы, которые я никогда не включила. Хотя я всегда защищала откровенные тексты, некоторые слова было слишком тяжело слушать, не только для меня, но и для людей, вовлечённых в историю. Из уважения я решила их не включать. Это всё ещё люди, которых я любила, даже если они больше не в моей жизни.
Был ли трек, который появился благодаря истории или письму фаната? Можешь коротко рассказать эту историю?
Всё основано на моей истории и точных моментах в ней. Хотя было много похожих сообщений от людей, которые чувствовали вину за то, что не ненавидят того, кто им сделал больно. Эта противоречивость — одна из важных трещин в альбоме, где я рассказываю всё без прикрас.
Кроме того, самое великое, что со мной произошло — это когда мне писали, что Lucero спасла им жизнь. Нет ничего важнее этого.
Если бы ты записывала мини-альбом в другой культуре, что из испанских корней ты бы взяла с собой, а что позволила бы новому окружению изменить в твоём звучании?
Quejío, чувство такта и важность паузы. И я бы позволила новой среде трансформировать ритмы, текстуры, даже мою манеру фразировки. Мои корни не якорь: они база, от которой можно двигаться.
Какой неожиданный звук или элемент появился в студии во время работы над Lucero — и почему ты решила оставить его в тексте или аранжировке?
В «Hijo De Dios», который записан вживую, есть пара случайных ударов, почти шум, которые казались лишними. Мы оставили их, потому что они ломали комфорт аранжировки. Lucero не нужно было делать идеальным, оно должно было быть настоящим.
Видишь ли ты риск, что индустрия может попытаться превратить твою историю в упрощённый «месседж» для продвижения — и как планируешь с этим бороться?
Да, такой риск существует. Что она станет легко усвояемым сообщением. Я противостою этому тем, что не повторяю историю как слоган и позволяю музыке оставаться сложной.
Какое конкретное чувство ты хотела бы оставить слушателю через 20 лет — если твою музыку будут воспринимать как часть нового, современного фольклора?
Сопровождение. Чтобы кто-то слушал мою песню и думал: я не одна в этом. И чтобы, даже если слушали меня тысячу раз, это не переставало трогать их, заставлять вибрировать и соединяться с самым глубоким «я», потому что в этом мире, где всё движется так быстро, нет большего дара, чем заставить кого-то вибрировать, даже если всего на один миг.
FOTKAI часто фиксирует не только большие концерты, но и моменты «закулисья», когда публика, артисты и пространство переплетаются. Если бы ты могла рассказать историю своей музыки не звуком, а изображениями, какой момент твоей жизни или карьеры ты хотела бы зафиксировать и показать вместе с треком?
Момент непосредственно перед выходом на сцену, когда ещё нет аплодисментов. Этот приостановленный миг, когда всё вот-вот случится. Здесь я собираю силы и беру с собой ангелов, которые всегда со мной. Но момент, который я всегда хотела бы зафиксировать в этом проекте — это сцена; там я наиболее настоящая и чистая, и там я чувствую, что меня никто не остановит. Выход на сцену — это как высвобождение всего, что я чувствовала и чувствую, в его максимальной полноте.
